Пытаюсь хотя бы начать этот реферат; уже понятно, что надо будет продлевать книжки в библиотеке ещё на неделю. Продолжаю читать Оренштейна, заканчиваю биографическую часть.
До смерти матери Равель был острым, как кнопка на стуле: хозяева консерваторских кресел страдали, молодые хулиганы рукоплескали, а публика закономерно делилась на тех, кто за, и тех, кто против. Плагиатор, гений, ремесленник, музыкант от бога или один эпатаж - думай что хочешь, мимо всё равно не пройти. После войны, смерти отца, смерти матери, смерти Дебюсси, рождения французской шестёрки и американского джаза, Равель разделился.
С одной стороны, глубоко заслуженный лидер, почивающий на лаврах, разъезжающий по гастролям, патронирующий новичков. Кокетливо пишущий организаторам концертов: "ну, это я никак не сыграю, конечно, но вот это и это я смогу как-то изобразить, включите в программу, чтоб зритель полюбовался". Кроме как на гастроли, выезжает раз в год к близким друзьям, зато принимает гостей в своём доме, далеко от Парижа. Друзья все женаты давно, родная экономка протирает пыльные столы, в соседней комнате второй месяц гостит молодой скульптор, Ида Годжебски бывает наездами. Режиссёры балета заказывают транскрипции чужих произведений, потому что лучше оркестровщика нет. Пишет, сдаёт, получает деньги, не успевает на премьеры - гастроли. Ставит заново старые композиции; критики хвалят так же бурно, как раньше ругали. Временами заходит в бары, рассказывает молодым истории о бурной юности. Всё чинно, мирно, пристойно, очень уважаемо.
С другой стороны - настоящий композитор. Несмотря на смерти, признание, творческий кризис длиной в три года. Несмотря на французскую шестёрку и американский джаз. Даже его собственный профессор пишет, как радует его устойчивая позиция, занимаемая Равелем в музыкальном обществе, особенно напирая на слово "устойчивая". Ему мягко намекают, что он уже классик (как быстро сменяются эпохи в двадцатом веке-то, а), что он уже добился, что музыка давно говорит не на том языке, на котором говорил он. Равел долго-долго молчит: он был на войне, он был в Европе, у него умерли родители, он выпал из бурного течения, всё забыл, и теперь копит деньги и информацию. А потом как-то приходит в гости к той же Годжебски, встречает молодую венгерскую скрипачку и заставляет её до пяти утра играть цыганские мелодии. А потом встречает Гершвина. А потом слышит про пианиста, потерявшего на войне руку. И пишет три произведения, затыкающие рот беснующейся молодёжи. Опять же: чинно, пристойно. А что он там себе щурится да посмеивается, это спекуляции, господа, спекуляции.